В этом году, когда общественность округа отмечает 95-летний юбилей видного коми-пермяцкого писателя, поэта и собирателя фольклора Василия Васильевича Климова, его сын Климов Владимир Васильевич поделился своими воспоминаниями об отце.
Климов Владимир Васильевич родился 27 сентября 1953 года в д. Заречный Пешнигорт Кудымкарского района в интеллигентной семье. Отец Климов Василий Васильевич, 1927 года рождения, учитель по образованию, работал корреспондентом окружной редакции радиовещания, редактором Коми-Пермяцкого издательства, литературным консультантом Пермской писательской организации и на общественных началах — руководителем окружной писательской организации. Мать, Клавдия Ивановна, учительница, закончила Кудымкарский учительский институт и всю жизнь работала учителем коми-пермяцкого и русского языков и литературы, в основном, Пешнигортской школы. В семье, кроме Володи, брат Евгений – 1955 года рождения.
Воспоминания об отце из детства
– Мне кажется, что отец всегда был занят: и днем и ночью. Оба родителя на работу уходили в 8 часов утра и приходили около 8 часов вечера. Воспитательной работой в классическом понимании этого термина заниматься им было некогда. Бабушка умерла рано, когда мне было 2 года. До школы я рос под присмотром соседей и дяди, Яркова Егора Кондратьевича – уважаемого в народе человека, прошедшего 3 войны и работавшего когда-то дорожным мастером и бессменным председателем ревкомиссии Пешнигортского сельпо, так как был одним из грамотнейших людей в округе, много читал, сам выписывал газеты и журналы, в уме оперировал трехзначными цифрами. Я часто крутился около него, вместе ходили в лес за ягодами, за грибами, рассказывал мне о природе, о повадках зверей. Он научил меня рыбачить, но не удочкой, а саком и мордой (вершей). Дядя говорил, что рыбачить удочкой – это пустая трата времени. И он был прав, потому что в Иньве рыба была мелкая: аргыши, пескари, шаклея. Иньва тогда была сплавной рекой; чтобы сплавить бревна, на реке строили запруды и накапливали воду, которая уносила бревна вместе с рыбой до следующей запани. Если кто-нибудь из взрослых поймал щуку в 30 см, то разговоров об этом хватало на год-два. Мы же детвора, в основном, ловили мелкую рыбешку саком и банками. Банки вначале изготавливал отец, позже научился сам. По большой воде рыбачили с отцом. Рыба дома на столе была всегда, жаренная или в ухе. Иногда я даже выполнял коммерческие предложения: одна женщина из соседней деревушки Питер по пути в Кудымкар попросила наловить, вычистить и подготовить банку рыбок. На обратном пути она за банку дала 50 копеек и 3 пряника. Такой заработок мне понравился и потом я прибегал к нему часто. Но сплав для нас имел и положительную сторону: мы вылавливали в реке испорченные бревна, разный древесный лом и обеспечивали себя дровами на целый год.
Когда подрос, появился новый интерес. Летом много лет я помогал пастушить индивидуальных коров деду Петру Николаевичу Мехоношину из д. Ивуково Заречный. Это был небольшого роста шустрый весельчак, балалаечник, плясун. Ни одна вечеринка в округе не обходилась без него. На спор мог исполнить более 100 частушек подряд. Однажды городские охотники настреляли много уток, но не все нашли. Когда они ушли в сторону Кожино, мы с дядей обследовали места охоты и я достал из воды и кустов 4 утки, по две на брата. Это был солидный трофей. Понравилось это и маме. Но на этом дело не остановилось. Дядя где-то достал (или купил) старое-старое курковое ружье, патроны и провиант. Патроны дедушка заряжал сам, а я только стрелял, и тем очень гордился. У нас появился стабильный продукт, хотя и браконьерский. Но дядя всегда сдерживал мое желание пострелять еще и еще. Разрешал не больше двух уток за выход и не чаще одного раза в неделю. А поскольку мое детское желание кипело и я хотел стрелять каждый день, я переключился на добычу ондатры. Благо, ее было очень много. Дедушка научил меня бережно снимать шкурки и готовить к реализации. За хорошую шкурку по заказу давали один рубль. Тогда была мода на ондатровые шапки, папахи и воротники. Можно представить мое детское желание иметь много карманных денег. Но однажды дядя отобрал у меня ружье, сказал, на неделю за то, что я настрелял 6 штук за вечер. Бубнил под нос – этак ты перебьешь всю живность на реке. Но на следующей неделе все-таки вернул ружье обратно.
Старенькое ружье меня уже не удовлетворяло, давало осечку и большой разлет дроби. Я начал канючить маме, чтобы они с отцом купили новое ружье. Я знал, что к отцу напрямую обращаться было бесполезно; он не поддерживал мое обращение с оружием из соображений безопасности и общественного резонанса. Прошло полгода, может больше и маме как-то удалось убедить отца вступить в общество рыболовов и охотников, получить удостоверение, а потом и купить новое ружье. Теперь приобретение боеприпасов было легализовано. Пару раз мы с отцом ходили на охоту, очевидно, он хотел убедиться в моем умении обращаться с оружием. Но я видимо не сплоховал. Он немножко отошел от своих строгих правил и начал приобретать боезапас. Но патроны заряжать мне было строго запрещено. А охотился я с азартом. Иногда тайком мне помогал дедушка Петра, но это отцом, мягко сказать, не поощрялось. Но поскольку с охоты я приносил солидный запас продуктов и мама меня в этом поддерживала. Отец, вроде бы, немножко спустил поводья, и однажды из командировки привез книжку – Инструкцию для охотника, которая стала учебником моего охотничьего образования. Под присмотром отца я напыжил несколько патронов, дождался результата (т.е. принесенной дичи) и пустил меня в самостоятельное обращение с оружием. (Громко сказано!). Бывали всякие курьезы, но отец в них меня посвящял редко и только методом поучительных бесед между делами. Я даже не помню, чтобы отец пускал на меня широкий солдатский ремень, хотя мама иногда грозилась рассказать отцу о наших с братом каких- то проделах, но видимо, больше для отстрастки. Поскольку отец никогда этого не проявлял. И за это маме мы благодарны. Она иногда нас отлавливала в школе, поскольку дома мы были недоступны, проверяла дневники, читала какие-то нотации, чем-то угрожала, но обычно всегда спускала «на тормозах».
» Отца же я помню в детстве в двух вариантах: сидящего за столом при керосиновой лампе с дымовой завесой от чрезмерного курения или с топором в руках на стройках домов… для соседей. Я потом подсчитал, что он принимал участие в строительстве 12 домов в округе, в основном родственникам. Вначале, видимо, он учился у более опытных мужиков, постиг какого-то совершенства, а потом его признавали прорабом на любой стройке; работал в выходные дни, работал после службы, вернувшись с работы из города, 7 километров все-таки. Его приглашали хотя бы подсказать, как сделать лучше.
В народе он считался крупным специалистом по строительству жилых домов. Он мог на глаз подсказать глубину закладки фундамента, на практике установить оптимальный угол стропил, установить оконные и дверные станки, мастерил оконные рамы, постиг искусства сооружения печей разной конфигурации. Этого он добивался учась у старших деревенских мужиков, изучая специальную литературу, а в ряде случаев методом проб и ошибок. На стройках рядом с отцом крутились и мы с братом. Только я сомневаюсь, мог ли бы я самостоятельно достичь такого уровня мастерства, как отец.
Он много читал, в основном ночами. У нас была большая библиотека. Отец при первой возможности покупал книги. Если я вставал раньше, я заставал на столе пепельницу с большой грудой окурков. Курил он много, особенно в молодые годы. Но потом перестал; то ли врачи предупредили, то ли сам нашел в себе силы.
Помню, как в школьные годы мы всей семей, выращивали капустно-брюквенный гибрид за нашим огородом для колхоза. Сажали, убирали сорняки, с речки таскали воду для полива по 10–12 рейсов. Иногда коромысла брал и отец, но никогда не возмущался, выполняя эту несвойственную ему работу. Какой-то год мы перед заморозками убрали в кучу весь выращенный урожай, а колхоз не вывез. Заморозили. Как же было обидно, когда наш труд ушел под снег. Видимо, колхозу он был не нужен.
Отец в моем взрослом сознании
В 1971 году я окончил 10 классов и устроился на работу в ЭТУС (узел связи), но вскоре меня призвали в армию. Провожая, он принародно прочитал мне серьезную нотацию о том, чтобы нес службу честно, все приказы выполнял добросовестно. Это к тому, что перед призывом у меня был небольшой конфуз, но об этом отец открытым текстом не сказал.
Учебку проходил в г. Колосовка под Калининградом в частях морской авиации. Через полгода получил специальность радиста и был направлен для продолжения службы в Первую Черноморскую ракетоносную авиационную дивизию, которая дислоцировалась в п. Гвардейский в Крыму. Здесь благополучно отслужил остальные полтора года, обеспечивая связь с самолетами, дежурившими над Черным морем. Служба прошла, как говорится, в штатном режиме. Демобилизовался в ноябре 1973 года старшим матросом. Вернувшись, вместе с отцом подрубили свой дом.
В конце 1973 года вновь устроился в ЭТУС начальником (городской телефонной станции). Вскоре я создал семью, пошли дети. Родители помогли поднять их на ноги. Работая в ЭТУС, заочно учился в Свердловском электротехникуме связи. В ноябре 1982 года перешел на службу в Кудымкарский городской отдел милиции на должность старшего инженера связи и специальной техники. В 2000 – 2003 годах служил в должности начальника ГИБДД. В начале 2004 года вышел на пенсию по выслуге лет в возрасте 51 год.
» Сидеть сложа руки не хотелось. И я, с благословения отца, на его подворье решил заняться животноводством. Из старых построек соорудил скотный двор, завел корову, свиней, овец. Сам я мало что понимал в крестьянском хозяйстве, зато у отца был богатый опыт. Он подсказывал, помогал. Научил даже доить корову. Вместе мы купили трактор, вместе заготавливали корм для скота. В Гортлуде (урочище) у реки мне построили дом, завели пчел, и зажили мы полноценной крестьянской жизнью.
Конечно же, не было бы отца с его богатым жизненным опытом, я вряд ли бы взялся за этот крестьянский труд. Благодаря отцовским советам и его помощи наша семья ни в чем не нуждалась, все продукты были со своего подворья. За это я благодарен своему отцу.
А.Е.Коньшин.